Перстень Левеншельдов (сборник) - Страница 77

К оглавлению

77

А Йеста Берлинг преследует русалку. Вот он подбежал к ней, размахивая багром. Увидев его, она пугается. Неужто она хочет броситься в воду? Нет, она опомнилась и бежит прочь от берега.

— Стой, проклятая! — кричит Йеста, замахиваясь багром.

Она спешит укрыться в прибрежном ольшанике, густые ветви цепляются за ее одежду, она останавливается.

Йеста бросает багор, подходит к ней, кладет руку ей на плечо.

— Однако, поздно вы гуляете по ночам, графиня Элисабет, — говорит он.

— Оставьте меня, господин Берлинг, позвольте мне пойти домой.

Он тут же повинуется и отворачивается от нее.

Но ведь она не просто знатная дама, а, в сущности, маленькая добрая женщина, которой невыносима мысль, что она довела кого-то до отчаянья, маленькая собирательница цветов. В корзине у нее всегда полно роз, чтобы осыпать ими самый тернистый путь. Она тут же раскаивается, подходит к Йесте и берет его за руку.

— Я пришла, — говорит она, запинаясь, — я пришла, чтобы… О, господин Берлинг, ведь вы не сделали этого? Скажите, что вы не сделали этого!.. Я так испугалась, когда вы подбежали ко мне, но ведь именно вас я хотела встретить. Хотела попросить вас забыть то, что я сказала вам в последний раз и бывать у нас по-прежнему.

— Как вы оказались здесь, графиня?

Она нервно смеется.

— Я знала, что иду слишком поздно, но не хотела никому говорить, что ухожу. И к тому же, вы понимаете, по озеру сейчас на лошадях не проехать.

— Так вы шли через озеро пешком?

— Да, конечно. Однако скажите же мне, господин Берлинг, вы обручены? Понимаете… я так хотела, чтобы вы этого не сделали. Ведь это было бы несправедливо, и мне казалось бы, что это я во всем виновата. Вам не следовало принимать мои слова так близко к сердцу. Я чужестранка и не знаю обычаев вашей страны. В Борге теперь так пусто, оттого что вы больше не навещаете нас.

Йеста Берлинг стоит среди мокрого ольшаника, и ему кажется, будто кто-то бросил на него целую охапку роз. Он бредет по колено в розах, они светятся в темноте, он жадно вдыхает их аромат.

— Так вы обручились?

Он должен ответить ей, успокоить ее, хотя его радует ее волнение. Он думает о пути, по которому она шла, о том, как она промокла и озябла, как страшно ей было, о том, что в голосе ее слышны слезы. И на душе у него становится так тепло и светло.

— Нет, — отвечает он, — я не обручен.

Она снова берет его руку и гладит ее.

— Я так рада, так рада, — шепчет она, и грудь ее, сдавленная страхом, содрогается от всхлипываний.

Вот они, цветы на пути поэта. Все темное, злое, исполненное ненависти в его сердце тает и исчезает.

— Как вы добры, как вы добры! — восклицает он.

А почти рядом с ними волны берут штурмом честь и славу Экебю. Теперь, когда люди лишились вожака, никто не вливает мужества и надежду в их сердца, волнорез рушится, волны перекатываются через него и бросаются, уверенные в победе на мыс, где стоят мельница и кузница. Никто более не пытается помешать волнам, каждый думает лишь о том, как спасти свою жизнь и имущество.

Само собой разумеется, что Йеста должен проводить графиню домой. Не может же он оставить ее одну темной ночью, позволить ей снова идти по талому льду. Им даже не приходит в голову, что он нужен там, возле кузницы, они счастливы, что снова вместе.

Легко догадаться, что молодые люди горячо любят друг друга, однако кто может знать это наверное? Прекрасная сага их жизни дошла до меня лишь в виде разрозненных обрывков. Ведь я не знаю ничего, почти ничего о том, что скрывалось в сокровенных тайниках их сердец. Что я могу сказать наверняка о мотивах их поступков? Я знаю лишь, что в ту ночь молодая прекрасная женщина рисковала своей жизнью, честью и здоровьем, чтобы вернуть на путь истины жалкого грешника. Я знаю лишь, что в ту ночь Йеста Берлинг принес в жертву могущество и славу любимой усадьбы ради того, чтобы проводить ту, которая ради него преодолела страх смерти, стыд и боязнь наказания.

В мыслях я не раз шла с ними по льду в ту страшную, так счастливо для них завершившуюся ночь. Вряд ли в их чувствах было что-нибудь тайное и запретное, что следовало бы подавлять и скрывать, когда они шли по льду, оживленно беседуя о том, что случилось после их размолвки.

Он снова ее раб, ее коленопреклоненный паж, а она его госпожа.

Они просто рады и счастливы. Ни один из них не произнес слова «любовь».

Смеясь, бредут они по прибрежной воде. Смеясь отыскивают дорогу, то и дело теряя ее, смеясь скользят по льду, падают, поднимаются.

Жизнь, благословенная жизнь снова представляется им веселой забавой, им кажется, будто они маленькие дети, которые ни с того ни с сего поссорились. Ах, как отрадно помириться и снова начать игру!

Молва об этой истории пошла по всей округе. Достигла она и ушей Анны Шернхек.

— Да, — сказала она, — видно, у Бога не одна тетива в луке. Теперь я могу успокоиться и остаться с теми, кому так нужна. Бог и без меня может сделать из Йесты человека.

Глава шестнадцатая
ПОКАЯНИЕ

Дорогие друзья, если вам случится встретить на дороге жизни жалкое и несчастное существо, человека, убитого горем, который шляпу сдвинул на затылок, подставляя лицо палящему солнцу, а башмаки держит в руках, чтобы ноги ступали по острым камням, беззащитное существо, призывающее все беды на свою голову, пройдите мимо него с безмолвным трепетом. Знайте, что кающийся грешник бредет по дороге к святым местам.

Кающийся грешник должен носить рубище, питаться лишь хлебом и водою, будь он даже сам король. Он должен ходить пешком, а не ездить. Быть нищим и просить милостыню, спать на терниях. Истереть могильные плиты коленями. Истязать себя колючей плетью. Ощущать сладость в одних лишь страданиях, блаженство испытывать в одной лишь печали.

77